Заслуженный артист РФ Сергей Тюмин — о роли Деда Мороза, самом страшном спектакле и о том, как судьба привела его на сцену.
Представить себе новогодний праздник без Деда Мороза с посохом и подарками практически невозможно. А потому в преддверие Нового года десятки аниматоров и смоленских пап переодеваются в знаменитого волшебника, чтобы поздравить взрослых и детей. Вместе с ними праздничную шубу и бороду из ваты примеряют и профессиональные актёры, для которых роль Деда Мороза не менее важна, чем роли Гамлета, Чацкого или Хлестакова.
О том, чем может напугать актёра образ Деда Мороза, стоит ли актёру слишком сильно вживаться в роль и как знаменитый исследователь Мирового океана вполне мог увести успешного артиста с театральной сцены, в интервью газете «ПРО РЕГИОН» рассказал заслуженный артист Российской Федерации, ведущий мастер сцены Смоленского государственного академического драматического театра имени А. С. Грибоедова Сергей Тюмин.
Волшебство в подарок
— Сергей Борисович, вам довелось сыграть Деда Мороза много раз. Согласны ли вы с мнением, что этот сказочный персонаж — роль несерьёзная?
— Для меня роль Деда Мороза никогда не была несерьёзной. Мало того: я далеко не сразу вообще стал Дедом Морозом, я просто боялся. Боялся, что не смогу принести детям ту сказку, которую они ждут. Но в советские времена актёрам перед праздником приходилось ездить по детским садам и давать очень много представлений. Дед Морозов часто не хватало, поэтому приходилось, несмотря на все страхи и переживания, переодеваться и выходить к детям. Помогли старшие товарищи: они, если хотите, словно передавали мне некую силу и уверенность в том, что всё обязательно получится. Так что к этой роли я отношусь не менее серьёзно, чем к любой другой.
— А помните, когда впервые стали Дедом Морозом?
— Кажется, это было лет 40 назад. Если не ошибаюсь, было большое гуляние на площади Ленина в Смоленске, и именно там я впервые вышел к детям как Дед Мороз.
— С годами ваш Дед Мороз как-то изменился?
— Не думаю, что в нём что-то особенно поменялось. Всё-таки мой Дед Мороз — достаточно классический персонаж, без современных шуток-прибауток, брейк-данс он тоже не танцует. А исполнение самой роли зависит в первую очередь от детей, которые меня окружают, а они всегда разные. И моя задача — найти с каждым из них контакт, смотреть, как они реагируют на моего героя. Бывает, к примеру, что ребёнок испугался — тогда нужно немного отойти, стать чуть добрее…
— Когда вы играете Деда Мороза, ваш главный зритель — маленькие дети. Насколько работа с ними отличается от игры в театре, когда в зале сидит взрослая публика?
— Это огромная разница. Выходя на сцену, между актёром и зрителем всё равно остаётся так называемая «четвёртая стена». У театралов даже существует такое правило: ближе четвёртого ряда я в своём театре смотреть спектакли не прихожу, всегда сажусь дальше, чтобы коллеги меня не видели, не нарушалась условность. А когда ты играешь Деда Мороза, то твои зрители находятся непосредственно вокруг тебя, вы активно контактируете. Это абсолютно другое существование.
Вся жизнь — игра?
— За свою актёрскую карьеру вы сыграли несколько сотен ролей. Какие из них вам особенно запомнились? И есть ли такая роль, о которой до сих пор мечтаете?
— Помните, как говорил герой Булгакова: «Никогда и ничего не просите! Сами предложат и сами всё
дадут!»? Вот и я никогда не напрашивался ни на какую роль, всё, что мне довелось сыграть, мне предлагали сами. Очень сложно выделить какую-то одну роль. Если говорить о последних работах, то был у нас замечательный спектакль «Декамерон» по произведению Боккаччо. В этом спектакле у меня была не одна, а сразу несколько ролей, больше пяти, по-моему. И даже несмотря на то, что за плечами к тому моменту было более 30 лет актёрского опыта, для меня это был очень «страшный» спектакль. Я его очень любил и одновременно очень боялся. Часа за два до выхода на сцену меня начинало трясти! Тут и ответственность сказывалась (всё-таки столько разных ролей, и для каждой из них нужно было быстро переодеваться), и психологическое напряжение было очень высоким. Но стоило только сделать первый шаг на сцену — и весь страх уходил.
— Известны истории о том, что некоторые актёры порой так вживаются в роль, что начинают путать её с реальной жизнью…
— У меня такого никогда не было! Всё-таки актёр должен находиться рядом со своим персонажем, смотреть на него как будто со стороны. А если человек вживается в роль так, что уже не видит границы между фантазией и реальностью — это немного патология. Потому что даже самая серьёзная и трагическая роль — это всё равно игра. Хотя порой, конечно, случаются удивительные вещи. Так, подготовка к роли включает два этапа. Первый — циничный разбор: я придумываю образ, который нужно «оживить» на сцене, создаю ему характер, определяю причины, по которым он поступает так, а не иначе, и т.д. Второй этап — стараюсь освоить его психофизику, а потом просто стараюсь поверить в него и, как говорил Станиславский, в предлагаемые обстоятельства. Почти каждый актёр переживал момент, когда настолько сильно начинаешь верить в созданного персонажа, что во время спектакля внезапно понимаешь: сейчас на сцене говоришь и передвигаешь не ты, а твой герой. Длится это ощущение недолго, всего 10-15 секунд, но оно просто незабываемое!
Море вместо сцены
— Расскажите о том, как вы стали актёром.
— Желания стать актёром у меня появилось далеко не сразу. Наверное, это всё судьба. Я не фаталист, но в судьбу верю. Отец у меня военный, мама — учитель. А бабушка и дядя были очень артистичные, видимо, от них творческие способности у меня и проявились. Где-то в 9 классе я стал капитаном школьной команды КВН, потом попал в местную театральную студию: одноклассницы увидели объявление о наборе и позвали меня за компанию. В результате они отбор не прошли, а я остался. Правда, родители меня в старших классах от профессии актёра отговорили. Но снова вмешалась судьба: наша студия стала участником республиканского конкурса, на котором меня заметили преподаватели Ташкенского театрального института и сказали, что для меня место в их институте уже есть. Когда родители увидели моё имя в тройке лучших артистов-народников, то сдались, махнули рукой: «Поступай!». И я поступил, только не в Ташкент, а в Москву, во ВГИК, в мастерскую Сергея Аполлинариевича Герасимова и Тамары Фёдоровны Макаровой. В этом мне бесконечно повезло!
— Почему выбрали Москву?
— Я всегда был и остаюсь жутким максималистом, самый лёгкий вариант — это не для меня. Были, конечно, ситуации, когда по пути ломали крылья, но ничего, они вырастали заново.
— И как же научиться вновь отращивать крылья?
— Секрет тут один — не сдаваться. Есть и ещё один секрет: я спокойно прощаю людей, которые мне ломают крылья. У меня нет на них злобы, только упрямство.
— О том, что выбрали профессию актёра, ни разу не жалели?
— Никогда! Мне всегда казалось, что к этой профессии меня готовила сама жизнь. Но если бы во время учёбы в институте к нам приехал Жак-Ив Кусто набирать аквалангистов, я бы, пожалуй, плюнул на всё и уехал с ним. Подводное плавание меня всегда впечатляло, я и сам, признаться честно, научился сначала плавать под водой, а уже потом — на поверхности.
Были в жизни и другие ситуации, когда казалось, с актёрской профессией мне придётся расстаться. Например, был момент, когда, имея за плечами 15-летний опыт работы и десятки ролей, мне вдруг стало страшно выходить на сцену. И это не привычный для любого артиста адреналин, это настоящий страх сценического пространства. Играть я, конечно, продолжал, но каждый раз внутри было очень некомфортно. К счастью, через полгода всё прошло. Хотя волнение перед выходом на сцену есть всегда, и через год, и спустя 40 лет работы.
Текст: Анастасия Голикова
Фото: из личного архива С. Б. Тюмина
Ранее, газета «ПРО РЕГИОН» писала о том, как создаётся сказка для детей и взрослых за кулисами Смоленского театра кукол.
